Придется наступить на горло своей гордости и пережить унижение, решила Джо. Пытаясь отделаться от липкого чувства стыда, она отправилась вниз. Если повезет и Бобби позвонит в течение следующих двух недель, тогда хоть что-нибудь прояснится.
Уже взявшись за ручку кухонной двери, Джо остановилась. Из кухни снова слышались голоса.
– Брайан, с ней что-то случилось! Она сама не своя. Она разговаривала с тобой?
– Кейт, ты же знаешь: Джо никогда ни с кем не разговаривает. Почему она должна была разговаривать со мной?
– Ты – ее брат!
Джо услышала звон посуды, почувствовала запах жареного мяса, еще не выветрившийся после завтрака. Открылась дверца шкафчика, затем захлопнулась.
– Какое это имеет значение? – раздраженно спросил Брайан, и Джо представила, как он нетерпеливо пожимает плечами, пытаясь отделаться от Кейт.
– Большое значение! Брайан, если бы ты приложил хоть капельку усилий, может, она и открылась бы тебе.
– Послушай, она прекрасно выглядела вчера вечером. Не отходила от Нэтана пару часов, с удовольствием пила пиво, ела сосиски.
– А сегодня приехала из кемпинга бледная как смерть! Перепады настроения не прекращаются у нее с самого приезда. И это неожиданное возвращение… Она ведь так и не сказала, почему вернулась. Только не говори, что ты не заметил, как она дергается.
Больше Джо ничего не хотела слышать. Она быстро развернулась и поспешила к парадной двери.
Ну вот. Они все следят за ней, ждут, когда она сломается. Если бы она рассказала им о своем нервном срыве, они бы, несомненно, проявили сочувствие… Разумеется, это очень трогательно, но ей не выдержать их сочувственных кивков и шепотков за спиной.
К черту все! Джо вышла из дома на солнечный свет, глубоко вдохнула свежий воздух. Она справится. Должна справиться! А если ей не дадут обрести душевный покой здесь, она уедет.
Но куда? На нее нахлынуло отчаяние. Куда бежать из последнего убежища?
Энергия покидала ее капля за каплей. Еле волоча ноги, Джо спустилась с террасы и поняла, что слишком устала, чтобы бежать куда-либо. Она подошла к веревочному гамаку, висевшему в тени двух огромных дубов, и забралась в него. Как в колыбели, подумала она, когда гамак, покачиваясь, принял ее в объятия.
В далеком детстве в жаркие дни она иногда находила здесь свою мать и забиралась к ней в гамак. Аннабелл прижимала ее к себе и рассказывала свои прекрасные сказки. Мама пахла ветром и солнцем, они качались и качались, глядя на клочки неба сквозь зеленые листья…
Тогда деревья были выше, размышляла Джо. Конечно, они выросли за прошедшие двадцать лет, но ведь выросла и она. Неужели Аннабелл никогда не увидит своих взрослых детей?!
Он шел широким шагом по набережной Саванны, не обращая внимания на яркие киоски и суетливых туристов. Эксперимент оказался очень далеким от совершенства. Женщина была выбрана неправильно. Конечно, он понимал это с самого начала. Собственно, он даже не выбирал ее – просто решил воспользоваться случаем…
Он испытал возбуждение, но лишь на мгновение. Вспышка – и все кончилось. Как слишком быстрый оргазм.
Теперь он стоял, пристально глядя на реку, и успокаивал себя. Короткое упражнение по самовнушению замедлило его пульс, привело в норму дыхание, расслабило мышцы. Он изучил эту технику во время своих многочисленных путешествий.
Вскоре он вновь стал различать звуки: звонок проехавшего мимо велосипеда, шуршание шин по мостовой, голоса покупателей, смех ребенка, наслаждавшегося мороженым…
Он снова спокоен, снова контролирует ситуацию!
Какая-то женщина, проходя, обернулась, и он улыбнулся, довольный тем, что привлекает внимание. А почему бы и нет? Красивое лицо, отличная фигура, слегка развевающиеся на ветру волосы… Женщины никогда не могли равнодушно пройти мимо него.
И, конечно, не осталась равнодушной Джинни.
Она так охотно пошла с ним по темному пляжу, не побоялась углубиться в дюны. Кокетничала. От выпитой текилы ее медлительный южный говор стал совершенно неразборчивым.
Она так и не поняла, что с ней произошло. В буквальном смысле не поняла, что ее ударило! Он закусил губу, подавляя смешок. Один резкий удар по затылку – и она рухнула на землю. Как легко он унес ее в лес! Предвкушение так опьянило его, что она казалась невесомой. Процесс раздевания был… да, возбуждающим. Правда, ее тело оказалось пышнее, чем ему хотелось бы, но ведь это была всего лишь репетиция.
Однако он слишком спешил. Сейчас, когда он способен анализировать, это невозможно отрицать. Он действовал слишком поспешно. Неловко возился с оборудованием, так не терпелось сделать первые снимки: обнаженное тело, руки, связанные над головой и прикрученные к крепкому молодому дереву. Надо было раскинуть волосы, добиться идеального освещения и ракурса. А он не стал тратить время.
Его опьянило собственное могущество, и он изнасиловал ее, как только она пришла в сознание. А ведь он хотел сначала поговорить с ней, сфотографировать страх, разраставшийся в ее глазах, когда она начала понимать, что он собирается делать.
Он хотел сделать все так, как это было с Аннабелл…
В памяти возникли строчки дневника:
Она боролась, пыталась заговорить. Ее изумительные длинные ноги дергались, извивались. Спина выгибалась. И спокойное, холодное чувство абсолютной власти охватило меня.
Она – объект. Я – художник.
Так это было с Аннабелл. Так должно было быть и в этот раз.
Но первый оргазм разочаровал его. Такой… обыкновенный, думал он теперь. Ему даже не хотелось больше насиловать ее: это вдруг показалось неприятной работой, а не удовольствием, всего лишь необходимостью – чтобы сделать последние снимки.